ПАУТИНА
На нейтральной территории, в интернете, встретились городской шаман с
заполярным. Завязалась незлобная дискуссия по актуальным вопросам
мировоззрения.
- Почему у вас, однако, дома не круглые?
- Дома у нас не круглые, потому что кирпичи - прямоугольные... А почему у
вас самого сильного оленя больше всех нагружают?
- Чтобы он из стада не выбивался... А почему у вас на пасху все на кладбище
едут?
- Так посмотреть, не воскрес ли кто...
Болтали, болтали, и выяснили, что если философу бубен дать, будет чисто
шаман, а если шаман бубен возьмёт - так нормальный человек, только с бубном;
что апокалипсис - это такая спецфигня исключительно для внутреннего
употребления; что шаман, хоть городской, хоть африканский, всегда немножко
пижон, потому как без этого не жизнь среди людей, которым всё равно, откуда
они родились и куда умрут; и что интернет - такой чудной дополнительный мир,
где живые - не живы, и мёртвые - не мертвы..

Редко, но бывает, что в шаманском мире убийство - единственный правильный
выход, а кажущееся добро - наказуемо. И что именно в каждом случае надо
сделать знают только духи да учителя, да и те редко что говорят прямо, так,
намекнут и отвернутся. И даже если вы поняли намек, все равно выбор - за вами.
И ответственность за выбор - на вас.
Шаманские миры ещё называют измененными состояниями сознания, но мало
попасть в измененное состояние сознания, надо еще суметь из него попасть в
шаманский мир. Описание шаманского мира зависит от традиции, в которой оно
делается, и, несмотря на очевидную схожесть, разные его карты не совпадают при
наложении

Практика подобна видимой нити, виток за витком опутывающей невидимый
предмет, обозначенный в душе ученика мастером. Когда витков накопится
достаточно, можно получить представление о предмете.
Самая большая сложность практик в том, что их нужно практиковать. Какую
именно практику выбрать - зависит от склонностей обучаемого. Предпочтительнее
практики, для которых не нужно специальное время и место, и которые можно
практиковать на ходу и в людных местах.
Обычно практикующий за период от нескольких месяцев до нескольких
десятков лет проходит следующие стадии:
а.Ощущение собственной крутости от того, что практикуешь практику.
б.Получение удовольствия от самой практики.
в.Практика перестает доставлять непременное удовольствие и приходит
понимание, зачем, собственно, она была нужна.
г.Сама собой отпадает нужда в каких-либо специальных практиках.
Между стадиями находятся кризисные периоды. Участие мастера помогает их
преодолеть.

ДЕТИ
Захотелось мне  свободы. Настучался  я  в  бубен,  лег  на  диван,  и  попал  к  себе
домой. А дома все дома, и жена, и дети, и папа с мамой, и любовница со своим
мужем,  и  друзья  тоже  все  там.  У  меня  меч  в  руках  -  грубой  ковки,
односторонний,  острый  ужасно.  Ну  вот,  говорят  духи,  режь  им  всем  головы.
Убивай.
Стал  я  резать. Слезы  ручьем,  кровь  рекой,  все  залито,  хорошо,  к  соседям  не
протекло. Кого больше жалко, кого меньше, но каждая голова - как кусок битого
стекла  мне  в  сердце.  Детей  я  напоследок  оставил.  С  двойняшками  как-то
неожиданно просто получилось, а со старшим страшно намучился, чуть слезами не
захлебнулся.
Все головы отрезал, убрался за собой, тут духи и говорят - твоя теперь очередь.
Себя тоже  сам будешь убивать, а как, мы  тебе расскажем. Долго  я себя убивал,
духи  затейниками  оказались. Так  до  конца  и  не  убил  -  себя-то  убивать  трудней
всего.

ПУТЬ
Вот  я  их  и  прошу  -  покажите  мне  путь  к  свободе.  Дааа...  Ты  же  вроде
грамотный, книжки читал, все  знаешь... Ну ладно. Первый путь  -  с  яйцами. Это
который налево. Там  еще написано: "женату быть". Второй путь  -  безбашенный.
Это как и куда тебя кривое дао вывезет. И третий, понятно, с сердцем. Там и коня
потеряешь, и жену, и крышу. Только не надо все буквально воспринимать, ты ж
не маньяк какой.
И сижу я и думаю, маньяк я или не маньяк. А о пути позабыл вовсе.

Миссия
Книги  -  страшное  зло.  Прочел  я  в  одной  книжке,  что  мессия,  христос  по-
гречески,  означает  того,  кто  уже  к  этому  миру  не  принадлежит  -  царя,
священника, или покойника. Как же,  думаю,  так? Пойду,  посмотрю,  что же  это
такое делается.
Вижу  -  гора человеческая вверх наподобие морской раковины завивается, а на
самой  вершине  стул  стоит  золотой.  И  каждый,  эту  гору  составляющий,  чего-
нибудь у  этого  стула да просит. А  в  сторонке, у  ручья,  сидит мужик,  грустный-
грустный. И чумазый.
Ты,  мужик,  чего  такой  чумазый?  -  спрашиваю.  А  кому  я  нужен,  чтоб
прихорашиваться?  -  отвечает.  Ну,  говорю,  нужен-ненужен,  а  себя  запускать  не
след. Дай-ка я тебя умою. Умыл я его, сидим, на воду смотрим. Что-то, вдруг он
говорит,  что-то  мы  с  папой  неправильно  сделали. Как-то  не  так  надо  было.  Да
ладно,  говорю,  чего  кручиниться?  сделанного  не  воротишь.  Одиноко  мне,
говорит. Там,  на стуле, просто-таки невыносимо сидеть. Будешь мне братом?
Братом,  говорю,  буду.  Только  не  вместе  с  тобой,  а  отдельно,  сам  по  себе. У
тебя  -  своя жизнь,  у  меня  -  своя. Но  помнить  и  любить  тебя  буду,  а  доведется
встретиться - обрадуюсь встрече. Ну, прощай, тот-кого-с-нами-больше-нет.

Огонь
Дышит огонь, аж ветки потрескивают. Ночь кругом. Ты, говорит, чего пришел?
- Да если б я знал, чего пришел, я, может, и не приходил бы вовсе. Потянуло.
Пришел вот. Может, кто-нибудь мне скажет, чего я пришел?
- Потянуло - это уже повод. Вопрос, что потянуло. За какое место, тоже имеет
значение.  Редко  бывает,  чтобы  вообще  без  надобности.  Скрываешь,  что  ли,  от
самого себя что-то?
Ого, говорю. А я - кто? Если меня по разным частям расспросить, так я даже не
шизофреник,  а  полифреник  получаюсь.  Живот  хочет  одного,  яйца    другого,
голова третьего, сердце четвертого, а кто в доме хозяин, неизвестно. То один, то
другой. Парламентская диктатура. Только долго никто не задерживается.
- Значит, не добрался еще.
- До того места, где никого нет? Точно, не   добрался. Иногда думаю - а хочу я
до него добираться? Одиноко там, где никого нет.
- Откуда знаешь?
- Верно, не знаю. То есть, знаю, но не сейчас. Не одиноко там.
А  на  меня  ведь  не  смотрит.  Так,  куда-то  поверх  огня.  Лицо  круглое,  глаза
косые, сполохи света по нему бегают. И нет его вовсе. И меня нет.

Кровь
Сижу в уголочке на корточках, и восстанавливаю события. Значит, так. То, что
вокруг  -  помещение. То,  что  сижу,  а  кругом  никто  не  суетится  -  значит,  что  я
сюда  сам  дошел  и  тихонечко  сел.  То,  что  сижу,  означает,  что  мне  резко
поплохело. От чего бы это?
А,  это  я  пошел  кровь  сдавать  за  два  дополнительных  выходных  дня.  Крови
много,  а  выходных  мало.  Учреждение  большое,  от  желающих  не  отобьешься.
Комната огромная, и восемь врачей сосут кровь в восемь жал. А кругом баночки,
баночки, рядами прямо - немножко пустых, остальные с красной жидкостью. И от
каждой  баночки  -  свечение,  от  каждой  свое,  но  вместе  что-то  красно-серо-
зеленоватое получается. И вся комната этим свечением доверху наполнена.
Не врал яхве, что душа живущего в его крови содержится.

Жертва
Одна из моих жен была жертвой. Такое утешение женщине от бога - виноваты
они, другие. Первый муж... Да чего там, а то сами не знаете. Так я ее пристально
разглядел  за  шесть  лет  совместной  жизни,  что  подумал:  вот  теперь  я  знаю  о
жертвах  все. И  то,  что жертва провоцирует насилие. И  то,  что  она нуждается в
сильных эмоциях, но так, чтобы она была ни в чем не виновата - ее заставили. И
пусть  теперь  понесут  за  это  заслуженное  наказание. Узнал  и  то,  что  это  может
быть образом жизни: как одни все время грешат и каются, так другие недоуменно
хлопают глазами и спрашивают: за что?! Как говорит фольклор, было бы за что,
вообще бы убил.
Смущало слово. Принести в жертву - это отдать что-то дорогое в обмен на что-
то хорошее. Торговые отношения с богами. Причем богам давай только все самое
лучшее,  второй  сорт  не предлагать. Какое  отношение  это  имеет  к  моей  бывшей
жене?- спрашивает мужчина через пять лет после развода.
Вконец  запутавшись,  иду  к  тому,  кто  мне  всегда  отвечает,  если,  конечно,
настроение хорошее. Что за хреновина такая - жертва?
- Жертва - это для глупых.
- А я что, умный, что ли?
- Хм. Да нет, для совсем глупых. Если, конечно, это материальная жертва, а не
духовная.
И  все.  Я  к  нему  и  так,  и  сяк,  и  с  бубном,  и    без  бубна,  несет  такое,  что
уразуметь никак не в моих силах.
- Слушай - говорю, - ты меня с ума сведешь.
- Очень на это надеюсь.

Вход
Сколько  же  я  уже  здесь  стою,  интересно  знать?  Да,  местность  живописная,
камни да камни, да еще камни. Хоть бы небо какое предусмотрели, что ли. Кустик
какой. Дверь уже во всех подробностях рассмотрел, которых, кстати, негусто. Не
заперто. Так чего ж я здесь стою?
Не  думал,  что  может  быть  такая  мечта:  чтобы  кто-нибудь  подошел  и  пнул
посильнее в задницу.

Зеркало
Как-то  шел  я  ночью  по  никитской,  и  забрел  в  церквушку.  Дай,  думаю,   
посмотрю,  где  же  там  бог.  Обыскался. Ни  под  куполом,  ни  на  звоннице,  ни  в
алтаре  -  никого.  Дверь  открываю,  а  там  ход  в  подвал.  Длиннющие  коридоры
ветвятся,  и  все  вниз  ведут,  под  уклон. И  кончаются  чуланчиком,  хламушником
таким:    скамейки-табуретки, вазочки-чашечки, всякая мура. И в углу зеркало. И
меня в этом зеркале нет.
Во, да никак я - вампир. И кирпич ищу, возмущаясь до глубины души: что это
они  себе  позволяют?!  А  зеркало  мне  и  говорит:  не  бей  меня,  зараза,  я  тебе
пригожусь.
- Ну, и например, как?
- Слушай. Любишь женщин  -  иди к женщинам. Любишь детей  -  иди к  детям.
Любишь книги - иди к книгам. Только люби хоть что-нибудь.
- И какой мне с этого прок?
- Иди, увидишь.
И я пошел.

Презентация
Захожу в подъезд, а навстречу мне боль и страх.   Я тут же вспоминаю, что мне
сигарет  надо  купить.  И  хлеба  дома  нет.  И  к  чаю  чего-нибудь.  Поворачиваю
оглобли,  а  страх  и  боль  мне  говорят:  что,  хочешь,  чтоб  мы  в  твое  отсутствие
подросли? Смотри, какие мы пока маленькие да хорошенькие. Не хочешь ли нами
попользоваться?
Ну, малолетние развратники, да и только. Ага, ребята, сейчас. Вами, пожалуй,
попользуешься. Я еще пока в своем уме.
-  Ну  и  зря.  Пока  ты  в  своем  уме,  так  не  ты  нами,  а  мы  тобой  будем
пользоваться. Тут уж не обессудь.
- Ладно, попробую. А чего это вы такие добренькие? Мне это подозрительно.
- Это у нас сегодня презентация. Халява. Пользуйся, раз в жизни бывает.
- Так, может, у вас и инструкция на русском языке имеется? - на всякий случай
спрашиваю.
- Мы же не левак  какой,  товар  высший сорт. И инструкция, и предпродажная
подготовка, и сервис, и гарантийное обслуживание. Пожизненное.
- Да чего с вами делать-то?
-  Вариантов  всего  два.  Или  сразу  все  прими,  или  по  маленькому  кусочку
отщипывай. На твой вкус.
Я,  говорю,  вообще-то  по  образованию  не  самоубийца,  а  мазохист. Мне  -  по
кусочку.
- Сразу бы,  конечно, лучше.  Раз  -  и отмучился. А  так  -  удовольствие на всю
жизнь.
Вот-вот,  говорю, на всю жизнь - это как раз по мне. Ну, говорят, как хочешь.
И  открывают  передо  мною  дверь.  Это  куда?  -  спрашиваю.  -  Да  пока  никуда.
Просто здесь дорога начинается. Если понял, в чем фишка, можешь пройти по ней
туда, где боли не боятся и страхом не болеют. А, может, еще куда.

Заговор
Сидим с учителем-по-заговорам на его насесте и молчим. Время от времени его
на смех пробивает, но над чем он там смеется, не говорит. Как всегда, наверное,
надо мной. А мне это все равно, я соображаю, зачем к нему пришел. Было ведь
какое-то дело. Это, говорит, уже в третий раз. В третий раз приходишь, и ничего
не помнишь. Тенденция, однако.
Как он с насеста не падает, ума не приложу. От его смеха волны по полю идут.
Весь  трясется,  руками  на  меня  машет,  ногами  дрыгает,  а  не  падает,  колдун
проклятый.
- Ну так дай мне такой заговор, чтоб я помнил.
- Ишь ты, заговор ему подавай. Иди, сам ищи.
Сердце  у  меня  в  горле  как  застучит.  Ё-моё.  Я  еще  и  песню  шаманскую  не
добыл,  а  сижу  здесь,  выпендриваюсь.  Чем  его  веселить,  пойду  заговор  от
беспамятства искать.
Тут подплывает к  насесту облачко,  -  дескать, садись на меня, я  тебя прямо на
место доставлю. Сажусь я на него,  а  оно,  подлое, проваливается, как  будто  оно
платок, а я - гиря. И падаю я вместе с ним, и падаю, и стукаюсь больно задницей.
А вокруг меня сплошные насесты, и петухов на них сидит несчитано, и все во все
горло орут:
                       Жареный петух - в ...опу,
                       Каленый топор - в темя,
                       Медная игла - в сердце.
                       Не захочешь, а вспомнишь.
Тут и сказке конец.

СЕЯТЕЛЬ
Вышел  сеятель  сеять,  а  тут  я  ему  навстречу. Поздоровались. Отхожу  на шаг
назад,  чтобы  сразу  по  морде  не  схлопотать,  и  спрашиваю  его,  не  вконец  ли  он
охренел. Растерялся сеятель. А какие, собственно, предпосылки? - спрашивает.
-  Да  ты  вокруг  посмотри.  Вот  это,  рыжее  с  серым,  это  что?  Век  будды  не
видать, если это земля. Это и отбойным молотком не всяким возьмешь. О воде и
не  говорю. Сроду  я  в  этих местах воды не видал. Вот  я и  спрашиваю  -  а  каков
прогноз на всхожесть?
Сеятель и так был не радостный, а тут его совсем приплющило. Ну, говорит, ну
вижу, что что-то тут не так. А что сделаешь? Сеятель я. Хочешь-не хочешь, надо-
не надо, а иди и сей. А взойдет-не взойдет, что взойдет и когда взойдет - не моего
ума это дело. Лет через десять приходи, посмотрим, может что здесь и примется.
Ладно, говорю, извини, не грусти. Это я сдуру. Раз тебя сюда послали, так что-
нибудь имели ввиду, наверное. Надо будет сюда захаживать - вдруг и вправду что
вырастет?